Венецианские власти охотно закрывали глаза на мелкие мошенничества, вроде тех, что становятся сюжетом популярных представлений «ридотти». Однако сферами деятельности, где юмор был неуместен, являлись шпионаж и выбалтывание государственных тайн. При этом Казанова располагал прекрасными связями с французским посланником, одно время они даже делили одну любовницу. Уже этого было достаточно, чтобы под покровом ночи с 25 на 26 июля 1755 г. арестовать венецианского авантюриста и без судебного решения поместить его в застенки тюрьмы, расположенной под крышей Дворца дожей. В документах значилось, что он был приговорен к пяти годам заключения. Ему самому при этом не сообщили ни причину ареста, ни сам приговор. Несчастному оставалось только готовиться провести в тюрьме остаток своей жизни. Тогда же он решился на побег, который еще никому до него не удавался. Во время прогулок по крышам Дворца дожей, которые ему разрешались, пока камера приводилась в порядок, он нашел кусок железа и кусок мрамора. С помощью камня он приготовил себе инструмент. Из хлопка, салатного масла, плесени, выращенной им с помощью пятен пота на своем камзоле, и серы, полученной им якобы для утоления зубной боли, он смастерил фитиль, с которым по ночам выкапывал дыру в полу своей камеры.





Эта первая попытка побега была раскрыта, и Казанова был переведен в другую камеру. Тем не менее ему удалось спасти свой инструмент, который он, опасаясь частых проверок, передал, спрятанным в Библию, своему товарищу по заключению. Им был монах Марино Бальби, которому Казанова поручил пробить дыру в стене камеры. Во второй раз побег удался. Оба перелезли через крышу Дворца дожей на волю. Охранник, стоявший у ворот, разбуженный внезапным шумом, не заметил двух сбежавших заключенных, запрыгнувших в ближайшую гондолу и покинувших Венецию до того, как их побег был раскрыт. История его побега, изданная Казановой в 1787 г. в Праге под названием «Histoires de ma fuite», стала для него пропуском в дома высшей европейской аристократии, действовавшим до тех пор, пока не изменились общественные отношения. В одиночестве замка Дукс никто больше не интересовался приключениями долговязого и смешного старика. Этот пожилой итальянец, словно успевший прожить не один десяток жизней, вечный скиталец, пересыпавший свою речь цитатами из Ариосто и Горация, не годился для должности библиотекаря. Он напоминал принца, превращенного силой злых чар в чудовище, который лишь раз в год принимает свое истинное обличье. Это случалось, когда в замок изредка съезжались музыканты и литераторы, среди которых он мог блеснуть своим талантом рассказчика и остроумием. Только сегодня, спустя 200 лет после его смерти, начинают ценить его всестороннюю образованность во всех существенных областях знания той эпохи, видя в Джакомо Казанове уже нечто большее, чем просто талантливого любовника или опытного соблазнителя.